– Не может быть! – уже догадываясь, о чем пойдет речь, изобразил удивление Холмогоров.
– Валун большой неподалеку отсюда есть, к нему на церковные праздники жертвоприношения народ носит, словно времена язычества еще не прошли.
– На церковные праздники носят? – уточнил Холмогоров.
– Им все равно, церковные, не церковные, языческие.., празднуют все подряд, православные отмечают и свое и католическое Рождество, а католики – и православное, – Иван Спиридонович с отчаянием махнул рукой.
Холмогоров увидел впереди на горе, неподалеку от старого кладбища, желтый свежеструганный крест, строгий, высокий, хорошо читающийся на фоне осеннего неба. Именно его он видел во сне. Сердце сжалось от предчувствия недоброго.
– Вот и крест, о котором вы говорили, – на удивление спокойно сообщил церковный староста. – От него тропинка налево пойдет, за леском – деревня Латыголь.
Алиса вырвалась далеко вперед, но, добежав до развилки, замерла, не зная, куда двигаться дальше. Дождалась хозяина. Теперь по узкой тропинке нельзя было ехать рядом. Цирюльник ехал впереди, Холмогоров – за ним, Алиса же носилась вокруг них.
"Кусты черемухи, – отметил про себя Холмогоров, – сверкающее зеркало реки. Вот и холм, за которым скрылся отец Михаил”. Андрею даже показалось, будто он только что видел фигуру священника, скрывшегося за вершиной холма.
Шуршали протекторы велосипедов, чуть слышно посвистывал ветер.
– Вы в деревню хотите заехать? – крикнул через плечо церковный староста.
– Еще не знаю.
Велосипеды въехали в редкий лес. Холмогоров бросил взгляд на тропинку: в подсохшей луже четко отпечатался протектор велосипеда. А затем поднял голову, ожидая, что увидит перед собой три тонкие березки, такие же, как во сне. Но вместо них увидел три довольно высоких обрубка. Так может срубить дерево только безжалостный человек – тот, которому даже лень нагнуться, и он рубит на высоте груди.
Алиса, до этого радостная, внезапно замерла, а затем поползла на полусогнутых лапах, прижавшись брюхом к траве.
– Погодите, – крикнул Холмогоров, прислонил велосипед к молодой сосенке и подбежал к недавно поваленным деревцам.
Церковный староста доверял собаке больше, чем собственным чувствам, – зря Алиса волноваться не стала бы.
– Что здесь?
– Еще не знаю.
Холмогоров и Цирюльник вдвоем подняли молодые березы. Холмогоров застыл, увидев то, что уже видел во сне. Медленно вращалось колесо велосипеда, меж блестящих спиц застряло несколько желтых осенних листьев. Под велосипедом в неестественной позе лежал человек в черной рясе. На темных с сединой волосах запеклась кровь, крест с разорванной цепочкой покоился возле руки убитого отца Михаила, впечатавшись в сырой песок.
– Боже! – проговорил Цирюльник.
– Значит, я не ошибся, – с болью в голосе произнес Холмогоров.
Иван Спиридонович запричитал, не зная, что делать. Но вскоре смирился с тем, что мертвому ничем не поможешь. Он опустил молодые деревца и стоял, глядя на неяркий диск осеннего солнца.
– Вы побудьте здесь, – бросил он Холмогорову, – а я на велосипед – ив город. Милицию позову.
– Зачем ехать? – спросил Холмогоров, доставая из кармана плаща трубку мобильного телефона.
Иван Спиридонович знал о существовании подобных чудес техники, но ему и в голову не могло прийти, что человек, имеющий отношение к церкви, обзаведется подобной штуковиной. Сверяясь с визиткой майора Брагина, Холмогоров набрал номер.
– Майор Брагин слушает, – раздался в трубке бодрый голос уверенного в себе человека.
– Анатолий Павлович, мы обнаружили отца Михаила убитым в лесу неподалеку от деревни Латыголь, – голос Холмогорова звучал ровно.
– Кто это мы? – поинтересовался майор Брагин.
– Я, Холмогоров, и церковный староста Цирюльник.
– Откуда вы мне звоните?
– Из леса, мы стоим рядом с ямой, в которой лежит убитый. Я передам трубку церковному старосте, он лучше вам объяснит, как сюда проехать.
Холмогоров не слушал, как Цирюльник говорит с майором Брагиным. Он присел на корточки и смотрел сквозь ветки срубленных берез на мертвого отца Михаила. “Кто же поднял на тебя руку? Кому и чем ты не угодил? – думал Холмогоров. – Почему ты не сказал мне во сне имя убийцы?"
Все сходилось со сном в мельчайших подробностях, и Холмогорову даже показалось, что поверни он сейчас голову, и увидит улыбающегося отца Михаила, благостного, как в ночном видении, в черной рясе.., без креста. Но он знал: это лишь кажется, нельзя поддаваться обманчивым ощущениям, иначе можно сойти с ума.
– Держите трубку, я не знаю, как ее выключить, – пробормотал церковный староста, вкладывая в ладонь Холмогорова отзывающуюся короткими гудками телефонную трубку.
Ни Иван Спиридонович, ни Холмогоров больше не обменялись ни словом, они сидели на корточках и смотрели в яму. Лишь когда послышался треск мотоциклетного двигателя, Цирюльник вскинул голову:
– Едут.
Собака лежала на траве возле трех свежих пеньков и скалила зубы. На узкой лесной тропинке показался желтый с синим мотоцикл с коляской. Майор Брагин сидел за рулем, за ним пристроился молодой лейтенант. Начальник райотдела даже не успел переодеться, лишь накинул длинную зеленую плащ-палатку.
– Здесь, – произнес Холмогоров, показывая в яму.
– Это же надо! – пробормотал майор Брагин, когда лейтенант оттащил срубленные березки в сторону. – Топором, наверное, убили. Придется вызвать криминалистов.
– Вы что, не поверили моему звонку? – сухо спросил Холмогоров.
– Доверяй, но проверяй, – беззлобно ответил майор Брагин. – Вы хоть и видный человек, но это у себя в Москве, а здесь я вас впервые вижу.