– Что вы хотите там найти? – опомнился церковный староста.
– Я ничего найти не хочу… Еще сам не знаю, – уклончиво отвечал Холмогоров.
– Странно все это.., но вам виднее, – и Цирюльник, бренча ключами, направился к сараю.
Он выкатил два велосипеда, с трудом подвел их к крыльцу. Один был большой, дорожный, с черной рамой, старый, каких теперь не выпускают, а второй – с маленькими колесами, складной, с виду какой-то несолидный.
– Вы не смотрите, что он неказистый, – сказал Цирюльник, – но ездить на нем очень удобно. Я бы вам предложил свой, но уже привык к нему, на других не могу педали крутить.
В глазах Ивана Спиридоновича до сих пор читался вопрос, почему Холмогоров решил ехать за город, что он там забыл и каким образом это решение связано с исчезновением отца Михаила.
– Едем. Показывайте дорогу.
– Если вы не против, то мы и Алису с собой возьмем? – предложил Иван Спиридонович. Собака, почуяв, что речь зашла о ней, тут же радостно завиляла хвостом. – Любит она со мной ходить.
– Конечно, не против, – сказал Холмогоров.
Иван Спиридонович принес из дому длинный брезентовый поводок, прикрепил его один конец к велосипедному багажнику, а другой к ошейнику.
– Не боитесь ее без намордника на улицу выводить?
– Алиса у меня смирная.
– Я не о ее характере. Милиция у вас в Борисове не штрафует за такие вещи?
– При мне Алиса никого не тронет, если только я ей не прикажу. Она, как и каждый сильный зверь, силу свою чует и зря ею не пользуется.
– “Вот бы и нам в Москве такие безоблачные отношения между владельцами собак и милицией!” – подумал Холмогоров.
Мужчины выкатили велосипеды на улицу. Андрей попытался вспомнить, когда в последний раз управлял велосипедом, получалось, что около пяти лет тому назад. Но старое умение не забывается. Пару раз велосипед ткнулся колесом в лежавшие на дороге камни, однако через два квартала Холмогоров уже умело объезжал препятствия. Ехал он чуть позади Цирюльника, Алиса бежала рядом с ним, то и дело заглядывая в глаза новому знакомому своего хозяина. Никто не обращал внимания на едущих на велосипедах мужчин. Такой способ передвижения был в Борисове нормой. В небольшом городе автобусы ходят редко, движение на улицах небольшое, велосипеды возле магазинов воруют нечасто.
На западной окраине Борисов уже мало чем напоминал город: типично сельская улица, одноэтажные деревянные дома, дымок, вьющийся над трубами. Асфальт плавно перешел в засыпанную крупнозернистым песком и хорошо укатанную дорогу. Холмогоров с трудом поспевал за пожилым церковным старостой. Тот ехал безо всякого видимого усилия, как казалось, лишь от нечего делать иногда прокручивал педали ногами.
"Красота-то какая!” – думал Холмогоров.
Лес уже наполовину пожелтел, воздух был напоен запахами холодной реки, прелой травы и осеннего вспаханного поля.
– Стоп, – сказал Иван Спиридонович и слез с велосипеда.
Алиса, с ходу понявшая, чего хочет от нее хозяин, подбежала к нему и замерла, задрав голову. Щелкнул карабин на поводке, и собака, радуясь свободе, помчалась по пустынной дороге. Теперь советник патриарха и церковный староста ехали рядом.
– Вы отца Михаила давно знаете?
– Еще по учебе в Загорске.
– Хороший человек, – Иван Спиридонович, ловко придерживая руль одной рукой, второй умудрился застегнуть куртку под самое горло.
– Мы давно собирались встретиться, да как-то времени не находилось.
– Это хорошо, что вы к нам приехали. Мне отец Михаил о вас рассказывал, будто вы места для строительства храмов определяете.
– Именно так.
– Ответственность большая.
– Любое дело человек должен делать ответственно.
– Если бы все жили как должно, рай был бы на земле, а не на небе, – вздохнул Иван Спиридонович.
– До рая нам всем еще ох как далеко.
– Забыли люди, что такое по-настоящему в Бога верить.
– Вы, Иван Спиридонович, уверены, что они раньше знали, как надо верить? Церковный староста усмехнулся:
– Не знаю, как там было раньше. Я все свои шестьдесят с лишним лет при советской власти прожил. Но сегодня люди про веру, точно, мало что знают. К примеру, когда мы с отцом Михаилом храм восстанавливали, то никак не могли с рабочими совладать.
– Что такое?
– – Приходим в храм, а они курят в Божьем доме, матом ругаются, будто не церковь ремонтируют, а публичный дом, прости меня Господи. Объясняешь им, смотрят на тебя, и видишь, никто из них не понимает, почему нельзя в церкви, если даже там службы нет, курить.
– Они хотя бы искренни в своем неведении, – усмехнулся Холмогоров. – Нельзя одним человеком быть в храме, другим – на улице. Если человек привык ругаться матом, то ему все равно, где это делать.
– Вот-вот, и я об этом же, – отозвался Иван Спиридонович. – Много народу сейчас в церковь ходит, но мало кто верит по-настоящему. Думают, если отстоял службу, то уже и к Богу приобщился. На Пасху народу собралось – полная церковь, а на площади еще в два раза больше стоит. Радоваться вроде надо, но мне самому в дверях приходилось стоять, чтобы пьяные в храм не шли.
– Куда же вы их отправляли?
– Говорил, идите проспитесь.
– И они шли?
– Кто как. Иногда скандалить начинали, тогда уж милиция помогала.
– Если пьяный человек в церковь идет, а не в магазин за очередной бутылкой, это уже прогресс.
– Вы так думаете?
– Возможно, в следующий раз он все же трезвый на службе появится.
Церковный староста с подозрением покосился на Холмогорова. Он с неодобрением относился к новшествам в церковной жизни.
– Если бы только это, – говорил Цирюльник. – Есть у нас и такие, что идолам поклоняются.