"Это у вас все просто, а на самом деле все не так. Нельзя разбазаривать деньги, особенно чужие. Сволочь, хотел все дело погубить. Но не бывать этому”.
Кузьма действовал осторожно, как настоящий многоопытный грабитель. Он запер дом, ключи бросил в колодец во дворе дома. Тем же путем, через сад, он выбрался за забор, оказавшись в соседнем переулке. Прошел к реке и тропинкой вдоль берега добрался до своего дома. Оклад спрятал в гараже, топор помыл в бочке, тщательно насухо вытер. Лишь после этого вошел в дом.
– Где ты ходил, Кузьма? – спросила супруга.
– В сарае возился, – ответил муж. Жена Кузьмы Пацука передернула плечами. Она сидела, глядя на экран телевизора. Спорить с мужем не решилась. Она по интонации голоса определяла настроение супруга. Интонации не предвещали ничего хорошего, в голосе слышались громовые раскаты.
Кузьма переоделся и плюхнулся в кресло. Обхватил голову руками, крепко сжал виски.
– Что, голова болит? – спросила жена.
– Нет, не болит, – буркнул в ответ мужчина.
– Может, таблетку дать?
– Сама свои таблетки ешь.
– Да что с тобой, Кузьма, случилось чего? Может, печень болит?
– Ничего не болит, отвяжись.
– Ужинать будешь?
– Буду.
– Я сейчас соберу на стол.
Кузьма ел жадно, с хищным аппетитом. Нижняя челюсть ходила, перемалывая пищу. Утолив первый голод, Кузьма взял из холодильника бутылку водки, налил почти полный стакан. Залпом выпил и принялся закусывать хрустящим огурцом.
– Сегодня на кладбище, – заглянув в кухню, сказала жена, – люди могилы восстанавливают.
– А тебе что с того?
– Ничего, просто говорю. Моих родителей могилы не тронули.
. – Ну и радуйся, – буркнул Кузьма, глядя на экран телевизора. – Я спать пойду, – сказал он и, не дожидаясь ответа, исчез в спальне.
"Что с ним? Сам не свой какой-то… Глаза блестят, как у бешеного, рычит в ответ на каждое слово. Может, у него женщина завелась? Мужик он еще крепкий, хоть куда”.
Женщина убралась в доме, грустно размышляя о том, что происходит с ее мужем. Вымыла руки, выключила телевизор и вошла в спальню. Не успела она улечься, как муж вскочил, размахивая перед собой руками, словно отбивался от кого-то невидимого.
– Ты чего вскочил?
– Черти проклятые! – сказал муж.
– Кузьма, какие черти? Я тебе сейчас водички холодной принесу. Ложись, спи.
По лицу Кузьмы Пацука катились крупные капли пота, подушка была мокрая, словно на нее опрокинули стакан воды. Когда жена вернулась с кружкой холодной воды, Кузьма сидел, свесив ноги и положив тяжелые кулаки на колени. Он пристально смотрел в темный угол. Жена, сама того не желая, посмотрела туда же. “Угол как угол…"
– Свет зажги, – сказал муж, не отводя глаз.
Щелкнул выключатель ночника, комнату залил призрачный зеленоватый свет. Кузьма Пацук был похож на покойника. Голова с высокими залысинами была мертвенно бледна, пот уже высох.
– Да что с тобой такое?
Чашка стучала о зубы, вода текла по подбородку, капала на майку.
– Давай-ка, я тебя попою. Привиделось что-то?
– Ой, привиделось. Такой ужас!
– Расскажи, легче станет.
– Не могу, – упрямо сказал Кузьма, хватая жену за руку. Остатки воды пролились на постель. – Запомни, никому ни слова!
– О чем это ты?
– Запомни, никому ни слова! – упрямо повторил мужчина, скрипя зубами.
Женщина передернула плечами и подумала: “Раньше такого с ним не бывало. Может, “Скорую” вызвать?"
Потрогала лоб. Он был холодный, как качан капусты, принесенный с улицы в дом".
– Ложись. Я тебя укрою, сейчас принесу еще одно одеяло, согреешься.
Женщина перевернула подушку, уложила мужа, поплотнее укутала его двумя одеялами и села рядом.
– Ложись, не сиди. Свет не гаси, не надо выключать лампочку. Мне страшно, – и Кузьма виновато отвел глаза в сторону.
– Натворил чего? – спросила жена.
– Нет, нет, ничего, просто страшно, – поторопился с ответом Кузьма. Чтобы прекратить расспросы, он натянул одеяло на голову.
– Задохнешься, дурачок.
– Отстань, дура!
Слово “дура” принесло женщине облегчение: “Если ругается, значит, здоров”.
Голос из-под двух одеял прозвучал глухо, как из могилы. Женщина аккуратно легла и замерла, боялась даже дышать, чтобы не потревожить сон мужа.
Кузьма на мгновение уснул, провалившись в душную, влажную темноту. Ему показалось, что он действительно оказался в могиле, почувствовал даже запах сырой земли – так пахнет картошка в погребе. Он боялся поднять руки, боялся ощутить над собой доски крышки гроба. Сердце заколотилось так сильно, что Кузьму бросило в дрожь и он вновь покрылся холодным потом, вскочил, замахал руками.
– Прочь! Прочь! – завопил он. – Отстаньте от меня, я живой пока!
– Конечно, живой, – на ухо зашептала супруга.
Кузьма дернулся так сильно, что кровать зашаталась, а жена чуть не свалилась на пол.
– Да что с тобой? – в сердцах воскликнула женщина, глядя на бледное, перекошенное ужасом лицо мужа. – Может, тебе водки налить?
– Налей, – сглотнув слюну, без энтузиазма произнес Кузьма. Он понимал, что и водка ему не поможет.
Жена принесла рюмку водки, и Кузьма одним глотком опорожнил ее.
– Еще, – прохрипел он. – Стакан неси! Жена, обычно не позволявшая мужу пить, не стала возражать, принесла полный стакан. Рука Кузьмы дрожала. Он осушил стакан до последней капли, поставил его на тумбочку и с облегчением выдохнул.
– Закусить? – спросила супруга.
– Нет.
Кузьма медленно опустился на подушку, уткнулся в нее лицом и всхлипнул.
– Да что с тобой такое? Мне-то рассказать можешь? Я же никому не скажу, ты же это знаешь.